У них в городе на территории больницы начали возводить церковь, но не простую, а бревенчатый сруб. Заказывается такой сруб в регионе, где развита деревообратывающая отрасль. Проект полностью подготавливают, а потом согласно документации доставляют все комплектующие; заказчику остается только сложить этот своеобразный конструктор в одно целое. Так вот, ту церквушку собирали больше двух месяцев, и на момент, когда с Виктором случилось несчастье, еще не закончили. Здесь такую церковь сложили бы за день. Скажете, все зависит от количества рабочих? Допустим. Но ведь у местных работяг нет никаких специализированных инструментов и механизмов, все вручную, порой при помощи одного топора. Безусловно, развитие и цивилизация – это хорошо и даже прекрасно, вот только лень она и в Африке лень, и в параллельном мире.
Представленный мысленно город очень уж напомнил Виктору Москву. Впрочем, такую планировку сейчас имели практически все города. В центре располагался кремль, последний рубеж обороны города и его цитадель. Там сосредоточены арсенал и постоянный гарнизон, а также все приказы, присутственные места и палаты городового воеводы, где собиралась городская дума. В этот орган городской власти, кроме глав всех боярских родов, входили: представители простого сословия, по одному от каждой слободы, и представители купеческого сословия, по одному от каждой гильдии, коих было три. Купечество вообще играло здесь важную роль, поскольку город располагался на большом торговом тракте. Основные улицы, словно спицы колеса, тянулись к ступице, кремлю, поперечные образовывали кольца. Вот так вот незатейливо. Сам Виктор был из провинции, в Москву приезжал лишь однажды, поэтому такой столичной достопримечательности, как автомобильная пробка, ему увидеть не довелось, но о том, разумеется, много слышал. Говаривали, основной причиной этих пробок была неудачная, на манер этой, планировка улиц, доставшаяся от давних времен. Может, и не так, про то он точно сказать не мог, но отчего-то подумалось именно об этом.
На центральной площади возле кремля располагался основной источник достатка города – рынок. Глядя на него, Виктор вдруг почувствовал, что на него дохнуло чем-то родным. Вот стоят рядами лавки, ну прямо один в один контейнерный рынок из его мира. Откинутые козырьки, которые в непогоду используются как навесы, а во время торговли – как прилавок, к которому подходят покупатели и рассматривают выложенный товар. Некоторые образцы висят на специальных крючьях или натянутых бечевках. Но схожесть с современными российскими рынками тем и ограничивалась.
Все постройки были бревенчатые. Люди, расхаживающие по проходам (а считай, по улицам), одеты в совершенно непривычные одежды. Вот, казалось бы, особого разнообразия нет: кафтаны, рубахи, сарафаны, платья… Ан нет. От разнообразия и от ярких, насыщенных цветов одежд рябило в глазах. Виктор как-то слышал, что в Средние века все было мрачное и серое. Мол, краска для тканей была не в пример дорогой, а стало быть, дорого стоили и сами ткани, из которых шились одежды. Возможно, и так. Может, мужчина мог себе позволить за всю жизнь лишь один кафтан. Впрочем, так оно, по сути, и было. Вот только эта дорогая краска настолько крепко въедалась в ткань, что хранила яркий цвет не до первой стирки, а на протяжении нескольких лет.
Припомнив еще кое-какие реалии земной жизни, Волков удивленно покачал головой. В их просвещенный двадцать первый век на рынке можно запросто провалиться в лужу чуть не по колено, и это при асфальтовом покрытии! Покупатели продираются сквозь ряды в поисках вожделенного товара, проявляя чудеса акробатической ловкости. Даже провалившись таки в лужу и хватанув обувью воду, с маниакальным упорством продолжают поход за покупками. И плевать торговцам, что люди едва не утопают, плевать и администрации рынка, которая не удосужилась нормально спланировать участок и устроить дренажную систему. Мучаются люди? А пусть мучаются, деваться-то им некуда, все одно сюда придут, так чего тогда лоб морщить и мошной трясти, устраивая все по-человечески… Здесь отношение к покупателю было совсем иным. Проходы между лавками, выстланные досками, были довольно широкими, так что особой толчеи не наблюдалось, хотя народу собралось немало. Очевидно также, что владельцы лавок отвечали за чистоту и порядок вокруг своих заведений. Имелась на рынке и просторная площадка, на которой выстроились ряды телег. Вести торг с повозок строго-настрого запрещалось: хочешь торговать – пожалуйста, бери в наем лавку и торгуй на милость. Кстати, не так дорого. Крестьянину, понятное дело, лавка ни к чему, для них были предусмотрены крытые ряды.
Если это удивило Виктора, то не произвело впечатления на остатки памяти Добролюба: уж что-что, а рыночные порядки ему были знакомы хорошо, вон и площадка для скоморохов, нечего им делать среди торговых рядов, если только в качестве зазывал пройтись. Не сказать что так уж все в Брячиславии были приучены к порядку, этот обычай как раз был в процессе становления под давлением непоколебимой воли великого князя Миролюба и под его пристальным взором. Звонград в вопросе чистых и пригожих улиц, и рынка в частности, опережал даже столицу. В стране всячески поощрялось частное предпринимательство: малый и средний бизнес, как говорили в его мире. Те, кто налаживал какое-либо производство, получали послабления в податях. А если в деле усматривался государственный интерес, то вполне можно было рассчитывать на казенные деньги в случае нехватки средств, чтобы самостоятельно поднять производство.
Одним словом, Миролюб оказался реформатором. Он решил развить экономику, а вот воевать ни с кем не стремился, в отличие от своего батюшки. Тот все соки из страны готов был выжать, жилы надорвать, но на любой косой взгляд ответить силой оружия. Правда, сколько Миролюб ни стремился к спокойной жизни, ничего-то у него не выходило. Если с другими договориться худо-бедно еще получалось, то вот Гульдия никак не хотела жить в мире. Причина этого всем давно известна. Так уж сложилось, что большой торговый тракт проходил, не задевая их земли. Через Гульдию шел северный путь, а ее правителям хотелось оседлать обе торговые артерии. Вот и бились они то с Фрязией, которую уже изрядно потеснили, но до тракта так и не добрались, то с Брячиславией – этот соперник все же считался менее серьезным, однако добиться успеха пока не получалось. Хотя поначалу гульды теснили несговорчивых брячиславичей, но потом все возвращалось на круги своя. А уж после того как поставили Обережную, гульдам и вовсе стало кисло. Но вот не сдавались они, хоть тресни.
Подворье боярина Смолина, полкового воеводы (это, считай, один в один полномочия генерал-губернатора, даже поболее того), располагалось в Вороньей слободке. Отчего такое неблагозвучное название? Так откуда взяться благозвучности, если над этим местом после последнего падения града, пятьдесят лет назад, когда только кремль и удержался, долго кружило воронье? Бои там были самые жуткие, потому как боярские подворья располагались именно в той стороне. Находились умники, которые указывали, мол, воеводе можно бы подворье свое и в кремле устроить, благо места там в избытке и одна воеводская усадебка никак не потеснит воинский люд. Но Световид только ухмылялся в ответ и говорил, что ему вполне пригоже жить на том самом месте, где веками проживали представители их рода.
Едва рассмотрев приближающихся всадников, привратник поспешил распахнуть ворота. Негоже бояричу протискиваться в калитку, хоть сам он и утверждает обратное. Не имело значения, как именно выезжали или въезжали бояре и их домочадцы, верхом или в карете, путь их пролегал только через открытые нараспашку ворота, и никак иначе.
– Здрав будь, боярич, – задорно поприветствовал старичок, отвешивая земной поклон.
Градимир не стал чиниться и в ответ склонил голову. Вот вроде и едва кивнул, но видно, что проделал это с уважением к годам старика, который верно несет службу уже не один десяток лет.
– Поздорову ли путь прошел? – дрогнувшим голосом спросил привратник. Цепкий взгляд выхватил и непорядок в одежде, и несколько потрепанный вид, и повязку на кисти. А отсутствие двоих боевых холопов только подтверждает догадку: что-то прошло не так. – Как ты, боярич?